Лев Иванович Гончаров.
Русские греки.
Греческая диаспора в России является одной из самых древних. Значительное число греков переселялись в Россию во времёна упадка Османской империи, а последняя греческая переселенческая волна в Россию возникла из Казахстана и Средней Азии после распада СССР.
При всем том, что в 1897 году на греческом языке говорили около 200 тысяч граждан Российской империи, по переписи 2002 года себя назвали греками уже всего лишь 97 827 человек.
А среди своих знакомых я никогда не встречал греков, хотя бывало и так, что стоило кого-то "поскрести", и оказывался он из греческих переселенцев в третьем, а то и во втором поколении.
А в конце 80-х годов мне было предложено написать для серии ЖЗЛ книгу о Венецианове, являющемся таким же первым русским национальным художником, как, например, Глинка является первым нашим национальным композитором.
И каково же было мое удивление, когда, погрузившись в изучение биографии своего давно любимого художника, я невольно выяснил, что Алексей Гаврилович Венецианов, посмевший вопреки академическим традициям языком высокой станковой живописи не только создать непостановочные, живые образы русских крестьян в их обыкновенных портках и лаптях, но и открыть поэтику нашего родного русского пейзажа, это внук беженца из находящейся под османским владычеством Греции.
Точно так же я не без восхищения однажды открыл для себя стихи рано погибшего поэта Сергея Гончарова, а в процессе подготовки их к публикации сдружился и с его отцом Львом Ивановичем. И однажды во время одной из наших встреч я попросил его рассказать о довоенной Москве. Он стал рассказывать. И оказалось, что он тоже из греков.
Я попросил Льва Ивановича записать свой рассказ и к нему добавить фотографии. И получилась у него не только вековая история его семьи, а и Москвы.
Николай Дорошенко
В начале прошлого века турки стали вырезать армян и греков точно так же, как игиловцы сегодня вырезают христиан в Ираке, Ливане и Сирии. Многие греки попросили у русского царя разрешения поселиться в России. Им разрешили. И шестерым братьям-грекам, тоже приехавшим в Россию, была присвоена фамилия Цынос вместо их, видимо, более трудной для русского языка фамилии Цинидис. Часть братьев была уже жената на гречанках, а остальные ещё холосты. Михаилу приглянулась русская девушка Настя, приехавшая в Москву из Казанской губернии. Они обвенчались в церкви и поселились на Тверской улице. В 1913 году у них родилась первая дочь Лена, в 1915 году – Зоя, ставшая в 1970 году бабушкой будущего поэта Сергея Гончарова, а в 1917 – последняя дочь Соня.
В Москве братья стали заниматься торговлей. На Тверской улице рядом с теперешним магазином «Пионер» Михаил открыл кафе, над которым была жилая квартира для его семьи. Кафе стало очень популярным. Кроме того у Михаила было несколько магазинов, в том числе на Садово- Кудринской улице.
Братья тоже стали заниматься торговлей. Помимо жилья и хозяйственных помещений, находящимися в Москве, в Кунцеве братья купили дачные дома с участками. На Некрасовской улице, проходившей от Белорусской железной дороги с вокзалом ст. Кунцево и спускавшейся к Рублёвскому шоссе, с правой стороны стоял двухэтажный большой дом, как говорят, принадлежавший генералу Кутепову, который купил один из братьев Иван. Последний дом на этой же стороне улицы перед Рублёвкой купила сестра Насти Немтышкина Евдокия. Она умерла в начале 30-х и в её дом переехала Зоя, которая ранее ухаживала за ней.
В начале 20-х годов в Москве часто происходили грабежи, процветало воровство. Однажды Михаил шёл по улице, где открылась между кем-то перестрелка, и он был ранен в живот. Михаила поместили в Боткинскую больницу и запретили пить воду, но из-за жажды он ночью выпил стакан холодной воды и умер. Похоронили его на Ваганьковском кладбище неподалёку от того места, куда позднее похоронят поэта Есенина. Во время войны здесь стояли зенитные батареи и поэтому место могилы Михаила теперь не найти.
Анастасия после смерти мужа бросила квартиру в Москве и с тремя дочерями переехала на свою бревенчатую дачу в Кунцеве на участке примерно в 12 соток, находящуюся на Звенигородской улице. С другой стороны Звенигородской улицы были дачи некоторых вождей Советского правительства того времени, часть из которых были в 30-ые годы расстреляны по обвинению в троцкизме.
Анастасия одна вела домашнее хозяйство. На ножной швейной машинке «Зингер» шила на продажу различную одежду, выращивала во дворе на продажу цветы для Ваганьского кладбища, которые продавала на неподалёку расположенном Ваганьковском рынке. На садовом участке у дома росли вишни, малина, яблони. С детства дочери Михаила привыкли помогать матери в домашней работе.
После революции в Москве девочки какое-то время учились в гимназии, а через два года стали получать дальнейшее образование в фабрично-заводском училище ФЗУ.
К началу 30-х годов НЭП стали прикрывать. Чувствуя по сложившейся в стране обстановке, что их могут арестовать, часть родственников приняли решение вернуться в Грецию. Среди них дядя Павел, дядя Савелий, дядя Янис с жёнами, а также двоюродный брат дочерей Анастасии Дмитрий. Иван этого не учёл и был арестован, а затем уже в лагере после болезни умер. Без отца на руках жены Ивана Матрёны остались пять детей. Чтобы их как-то прокормить, она устроилась работать сторожем в магазин «Гастроном», находящийся на их улице. На ночь во входном тамбуре её закрывали между уличной дверью и дверью во внутреннее помещение магазина. В случае попытки взлома в помещение сторож должна была свистеть в милицейский свисток и стрелять холодными патронами из охотничьего ружья, чтобы на эти сигналы вызвать милицию. Сыновья Ивана Георгий и Костя без отцовского воспитания стали в Кунцеве известными уголовниками. Константин, отбыв срок за очередное преступление, остался на стройке в Череповце, женился и через какое-то время по состоянию здоровья умер. Георгий, как говорят, возмужал, женился и у него родилось двое детей. Младший сын по имени Борис работал на деревостроительном заводе в Кунцеве у речки Сетунь. Младшая дочь Ивана Надежда в Отечественную войну стала офицером и закончила её капитаном, а после войны родила двоих детей от мужа Алексея Медведева, ушедшего на войну после школы в 1941 году. В конце войны Алексей дослужился до майора и был сокращён из армии в 50-х годах по указу Хрущёва. Затем на гражданке он через несколько лет спился и умер. Надежда несла свой крест на младшем больном ребёнке до его смерти, а старший успешно закончил институт.
На последней фотографии сёстры с друзьями в доме в Кунцеве. Слева в верхнем ряду Соня стоит рядом с будущим мужем Виктором. Оба воевали в Отечественной войне 1941 года против немцев. Соня была стенографисткой в штабе у Жукова до контузии в конце 1941года, после чего была демобилизована. Виктор воевал в пехоте до конца войны, закончил войну в Германии. Соня с мужем Виктором после войны до пенсии работали на ткацкой фабрике на Красной Пресне. Т.к. в результате контузии на фронте своих детей у них не было, они взяли из детдома мальчика Сашу, с которым прожили оставшуюся жизнь. Затем, после женитьбы Саши, появилась у них и внучка Катя.
Справа на фото Зоя, сначала строившая метро, а после полученной на работе травмы устроившаяся работать на авиационный завод №23, где познакомилась со своим будущим мужем Иваном. 14 мая 1935 года, уже работая на заводе и выйдя замуж, она получила благодарность за успешную работу на стройке метрополитена в постановлении Центрального Исполнительного комитета и Совета Народных Комиссаров Союза СССР, приведённое ниже:
Зоя ещё с гимназии привыкла много читать, особенно стихи. Перед войной ей подарили книгу Есенина, вышедшую в 1934 году, а уже после войны в начале 50-х вышел четырёхтомник Сергея Есенина, и она простояла ночь в очереди на подписку за этот четырёхтомник. Впоследствии читала стихи Есенина внуку Сергею, то есть, моему сыну и будущему поэту.
В войну Зоя сидела дома с детьми. Впрочем, это только звучит «сидела дома». После начала войны с другими жителями Некрасовской улицы сзади своих домов она выкапывала противотанковый ров от Белорусской железной дороги у вокзала Кунцево до Рублёвского шоссе.
Примерно два месяца после начала войны она не имела об муже Иване никаких сведений, т. к. он под Вязьмой с рабочими завода и военным авиационным подразделением не могли выйти из окружения. Всё-таки они пробились. На площадку Филёвского 23-ого завода (сейчас стадион и спортивный зал неподалёку от метро «Филёвский парк») для работников завода завезли картошку. Война, а во время её всё равно есть всем нужно, и Иван, положив на плечи мешок в 80 кг. этой картошки, нёс его до дома в Кунцево, т.к. жене и маленькому сыну нужно было чем-то питаться. Это тоже война, в которой не только стрельба. Во время войны Иван ремонтировал наши подбитые самолёты.
За прикреплённые тогда к бомбардировщикам в сильные морозы наружные подвески для бомб Иван и его бригада получили благодарность от руководства. Теперь лётчики могли сами в полёте выполнять вручную отцепление дополнительных бомб от подвесок помимо бомб, которые возились стандартно в самолёте. И "производительность" бомбардировки по врагу таким образом увеличилась на 30 процентов. Войну Иван закончил на Южном Сахалине после разгрома Японии.
Всю жизнь Зоя помнила, как с подругой Дусей, будущей моей крёстной матерью, ездила в конце 1941 года под Можайск на паровозе после разгрома немцев. С собой взяли топоры, мешки и ножовки. В полях лежали убитые лошади, которые не портились из-за сильного мороза. Насколько хватило сил, отрубили себе из них мяса. Раньше, до войны, лошадиное мясо не все могли есть, а теперь в войну на еду пошло всё, в том числе и лошадиное мясо. Где-то после наступившего Нового года к Ивану зашёл лётчик, самолёт которого ремонтировали, готовясь к боевым полётам. Зоя дала им поесть картошки и мяса. лётчик с удовольствием « навернул обед» и сказал «И-го-го было великолепно» - он понял каким мясом его угостили. Ещё она всегда помнила, как пришла на рынок, чтобы поменять хранившуюся четвертинку водки на еду для детей, а был сильный мороз, и эта четвертинка выскочила из замёрзших рук…
Старшая сестра Лена в войну работала на токарном станке, а после войны, так как была грамотной, до пенсии была контролёром по проверке качества военной продукции. За опаздывание на работу в войну могли посадить в тюрьму. Однажды она пришла на работу, а это было зимой, в пальто. Сняла пальто – и смех, и грех. Под пальто одна ночная рубашка. Ну, что-то нашли, что набросить снаружи. Собираясь на семейные праздники, (на пасху, Новый год, Рождество и др.) часто вспоминали как Лена с Виктором, своим будущим мужем, после ночной смены на 30-м военном заводе, расположенном неподалёку от Беговой железнодорожной станции, шли на Красную Пресню в планетарий, расположенный неподалёку от зоопарка. В нём, днём в тёмном небе, горели звёзды, а они мечтали о своей будущей жизни. Через нескольких посещений планетария они поженились.
В 1970 году у Льва, сына Зои, и его жены Людмилы родился будущий поэт Сергей. Сергей много жил у бабушки и часто слушал рассказы о том, как её отец и другие родственники-греки появились в Москве, как их спас русский царь, и они, эти греки, потом как бы растворились в России, Пытаясь найти кого-либо в Греции из родственников, Сергей написал письмо, копию которого приводится ниже. К сожалению, по указанному в нём адресу найти их не удалось. Затем, к сожалению в 2005 году сам Сергей погиб.
На следующих фото - близкие родственники и знакомые Михаила
К списку рассказов...
