Лев Иванович Гончаров
ГОСУДАРСТВО РАЗОВОГО ПРИМЕНЕНИЯ
К новости о том, что художественная литература перестала занимать то важное место, которое у неё было лет тридцать тому назад, мы уже привыкли.
Причины называются разные. В том числе и то, что появился Интернет, и уже есть во что, кроме книги, погрузиться. Но я бы не сказал, что лишь скуки ради моё поколение приобщалось к чтению художественной литературы, что нам нечем было себя занять. Просто книга была тогда некою особою ценностью во многих семьях. Разговоры о том, что книги покупали для декора, как и хрусталь – тому лишнее подтверждение. Да, кто-то, может быть, с золочёных корешков своей домашней библиотеки лишь пыль смахивал, но покупал именно книги, а не фарфор и не какое-нибудь литьё, потому что именно книга для большинства грамотных людей была безусловной ценностью, именно о прочитанных книгах и о пока ещё недоступных книжных новинках говорили люди образованные на работе с сослуживцами и в кругу знакомых.
И я, например, был просто обречён пристраститься к чтению. Поскольку моя мама, выходя замуж за моего отца, поставила ему условие: она будет всегда покупать и читать книги, и поэтому он ей будет помогать вести домашнее хозяйство. А жизнь, конечно, все расставила на свои места. Отец трудился на филёвском авиазаводе и часто ездил в командировки, а все домашние заботы легли на плечи матери. И, тем не менее, каждую свободную минуту она проводила с книгой. И с каждым годом в нашем доме книг становилось всё больше и больше. А когда наш книжный шкаф оказался переполненным, стали появляться у нас в доме ряды дефицитных по тем временам книжных полок.
Само собой, читать я был научен с пяти лет. И моя бабушка, приходя к нам по какому-либо делу, для меня и моего брата очень часто приносила какую-нибудь детскую красочную книжку. Но слишком быстро я пристрастился к томам Джека Лондона. То есть, в ту пору было естественным, что ребёнок самостоятельно выбегает на улицу и в играх с ровесниками забывает обо всём на свете, – но часто, даже когда в доме гасили свет, я, чтобы никому не мешать, накрывался одеялом и продолжал читать с фонариком. Так что все восемь томов Джека Лондона были мною прочитаны.
Не скажу, что моим чтением кто-то руководил, предлагая одно прочитать сейчас, а другое потом. Просто вдруг появлялась и обсуждалась новость о том, что скоро будет объявлена подписка, например, на собрание сочинений Гоголя. А на магазин обычно давали ограниченное число подписок. И столько тревог у мамы было по этому поводу, так боялась она, что ей ничего не достанется. Так что очередь она занимала с вечера, а потом до утра, сменяя друг-друга, мы место свое в очереди сторожили.
Неподалеку от нас жил радиолюбитель, которого мы из-за его высокого роста называли Полтора-Ивана. Из открытых окон его квартиры на первом этаже двухэтажного дома по праздникам можно было услышать и трансляцию выступлений на Красной Площади, и музыку, чаще всего классическую. И однажды моя мама разговорилась с его женой Полиной на свои любимые книжные темы, а когда прочитанные новинки были обсуждены, то выяснилось, что Полина является директором книжного магазина, расположенного рядом с нашей железнодорожной станцией Кунцево. И вот эта завязавшаяся дружба с Полиной стала для моей мамы самым большим счастьем.
Конечно же, едва появился первый том Гоголя, для нашей семьи это было столь важным событием, что я тут же принялся Гоголя читать.
Так что среди книжных героев, с которыми я успел познакомиться, будучи их ровесником, Том Сойер и Гикельбери Фин оказались чисто случайно и в тот миг, когда новенькие, пахнущие типографской краской «Приключения Тома Сойера» Марка Твена вдруг у нас в доме после очередных маминых тревог все-таки появились. И, конечно, с особым удовольствием я, например, читал о том, как тётя Полли сделала петлю на конце нитки, надела ее на больной зуб Тому Сойеру и крепко затянула, а другой конец привязала к кровати; затем схватила пылающую головешку и чуть ли не в лицо Тому её сунула. Так что когда Том опомнился, то его больной зуб уже оказался выдернутым.
Но с не меньшим увлечением все мы читали "Молодую гвардию" Фадеева и "Повесть о настоящем человеке" Бориса Полевого. Да и роман "Как закалялась сталь" Островского не казался нам о далёком прошлом.
А вот "Декамерон" Боккаччо был от меня спрятан. Но я, будучи уже подростком, его похитил, и даже дал почитать однокашникам в техникуме. А поскольку в результате кто-то из них книгу «заиграл», то тайное стало явным, и мама мне по этому поводу устроила большой скандал.
Опять же, не могу сказать, что запретная книга показалась более интересной, чем другие. Скорее, она давала нам повод считать себя людьми уже бывалыми и т.п.
А вот Пушкин, Лев Толстой, Алексей Толстой, Лермонтов, Шишков, а также иностранные классики не казались мне адресованными для взрослых. Что-то я, конечно, пролистывал, оставляя на потом, а что-то, особенно некоторые стихотворения, даже и перечитывал, погружаясь в тайну поэтической речи, в её возвышенную красоту и, может быть, если смысл каких-то строк был для меня не совсем понятным, то это делало их ещё более притягательными.
Под книжными обложками таилось то, что было такою же для меня реальностью, как и моя школа, моя улица, мои товарищи. Разница была лишь в том, что нравственное и любое иное переживание наедине с книгой оказывалось более глубоким, не таким мимолетным, как в жизни реальной.
А отслужив в Армии, я уже сам заходил в книжные магазины, сам собирал макулатуру, чтобы в обмен на неё заполучать заветные подписки. Именно после армии у меня появился особый интерес к авторам современным – и к "эстрадным", и к "тихим лирикам".
А пропал у меня навсегда интерес к новым авторам и, значит, к книжным магазинам тогда, когда в наиболее раскрученных книжных новинках не стало тайны. Не той, ради которой я похитил "Декамерон", а настоящей, как и сама наша жизнь, непознаваемой, и потому волнующей. Под тайной я подразумеваю то, что давало ответ на вопрос, что такое человек, ради чего стоит жить или даже и жизнь своею пожертвовать. И не только, как герои-молодогвардейцы, пожертвовать, а и как влюбленный Ленский у Пушкина. И герои зарубежной литературы – стойкий Робинзон Крузо или злодей Дориан Грей – не меняли наше представление о том, в чем проявляется
достоинство человека, а лишь расширяли их и углубляли.
И только в новейшее время человек утратил свое сакральное значение, оказался предметом для развенчания.
Да даже и сама культура художественного слова начинает утрачиваться. Наиболее раскручиваемые и "признанные во всем мире" современные наши писатели подобны посуде разового применения, в которую не вкладывается не только ни ума, ни таланта, а даже и труда.
На уровне государства уже нет попыток не только в литературе и культуре своё время для потомков высекать в граните. Только день простоять, только ночь продержаться, а после нас хоть потоп – таков характер внутренней и внешней политики нашего государства.
В этой ситуации сохранение Союзом писателей России высоких литературных традиций не благодаря, а вопреки глобальным процессам расчеловечивания человека можно объяснить лишь тем, что не у всех людей ценности носят лишь условный характер, и есть люди, для которых, например, духовность является врожденным свойством.
К списку рассказов...
